Публикации с тегом: Высокое

1.2) ГРАНИЦА НАКАНУНЕ ВОЙНЫ.

2) А.И. Чугунов, «Граница накануне войны«, Воениздат, 1985.

«Приказ Сестрорецкому отряду о возможном переходе границы был отдан 25 октября 1939 года. В нём не указывались день и час выполнения задания. Это было связано с надеждой на возможное мирное разрешение конфликта. И лишь 29 ноября командование пограничного отряда на совещании начальников и политруков подразделений отдало конкретные распоряжения о времени занятия исходного положения.

В соответствии с боевым приказом пограничные заставы 30 ноября к 7 часам заняли исходное положение и около 8 часов начали операцию по захвату важного объекта – железнодорожного моста через пограничную реку Сестра у станции Белоостров. Возглавил их начальник пограничного отряда майор А.М. Андреев.

Под покровом темноты воины-чекисты незаметно сблизились с финскими часовыми, охранявшими мост, забросали противника гранатами и перешли в атаку. Противник открыл по мосту оружейно-пулемётный огонь, но атака была настолько стремительной, что враг даже не смог привести в действие взрывное устройство.

Почти одновременно с занятием моста началась артиллерийская подготовка. В 8 часов 30 минут все пограничные заставы Сестрорецкого отряда перешли границу. Им противостоял 21 кордон, усиленный шестью егерскими батальонами. На каждом кордоне находилось по 20 – 40 солдат с пулемётами, а охрана границы и подступов к кордонам осуществлялась постами в составе нескольких человек с ручными пулемётами и со служебными собаками.

Пограничники действовали в сложных условиях. Глубина рыхлого снежного покрова достигала 40 см. По нему трудно было передвигаться даже на лыжах. Участок, где действовали подразделения Сестрорецкого пограничного отряда, был заминирован и во многих местах простреливался всеми видами огня. Всё это требовало чёткости, слаженных и решительных действий, высокой бдительности.

Продвинувшись на несколько километров в глубь вражеской территории, пограничники обнаружили тщательно замаскированное минное поле и под огнём противника приступили к его разминированию. Меткими пулемётными очередями группа финнов, прикрывавшая проход через минное поле, была ликвидирована. Вскоре пограничники ликвидировали ещё одну группу противника.

Продвижение пограничников в первый день военных действий было стремительным, при занятии вражеских кордонов заставы действовали самостоятельно. На семи из 17 пограничных застав противник оказал упорное сопротивление, однако, в короткий срок его передовые посты были либо ликвидированы, либо отошли. К полудню Сестрорецкий погранотряд овладел районами финских кордонов, однако, 8-й заставе у деревни Лепола пришлось вести упорный бой до позднего вечера 1 декабря 1940 г., после чего противник отступил». (стр. 22,23).

 

«16 июня 1941 года пограничный наряд обнаружил двух вооружённых нарушителей границы. Пользуясь густым лесом и кустарником, лазутчики скрылись. Началось преследование, в розыск включились дополнительные силы. Операцию, которая продолжалась более суток, возглавил опытный пограничник полковник Андреев. Трижды, после короткой перестрелки, разведчикам удавалось скрыться в лесной чаще. В четвёртой перестрелке один из них был убит, другой, замаскировавшийся на дереве, ранен и захвачен живым». (стр. 60).

2. КАРЕЛЬСКИЙ ПЕРЕШЕЕК. 1941.

О боевых действиях на Карельском перешейке летом 1941 года Андрей Матвеевич вспоминал не много. И то, что он всё-таки рассказывал, носило характер, скорее, бытовых, нежели боевых эпизодов.

Первый из них относился к кануну войны, когда в субботу 22 июня к нему на границу приехал из Ленинграда его дядя, Николай Васильевич Лавренов, провести выходные на природе. Приехал и увидел, что в отряде какая-то суета, и всем не до него. А Андрей Матвеевич, увидев его, закричал, чтобы тот немедленно уезжал, потому что «…завтра начнётся война!», и Николай Васильевич срочно вернулся в Ленинград, на 5 минут забежал домой, собрал самое необходимое и тем же вечером выехал из города.

Война ещё не началась, а он уже выехал из Ленинграда! Андрей Матвеевич не питал никаких иллюзий относительно ближайшего будущего и чётко объяснил ему, что надо делать.

Уже в 60-е годы Николай Васильевич бывал у нас в Москве, и они с отцом со смехом вспоминали эту историю. Касаясь этого дня, 22 июня 1941 года, в своей книге Андрей Матвеевич пишет, что:

«21 июня 1941 года после совещания в моем служебном кабинете в городе Энсо вместе с заместителем начальница отряда по политчасти полковым комиссаром Зябликовым и начальником штаба отряда майором Окуневичем мы оценили сложившуюся обстановку и пришли к такому выводу:

а) немецко-финские войска завершают сосредоточение оперативной наступательной группировки. Наиболее вероятные направления основных ударов: Иматра, Хитола, Кексгольм; Лаппенранта, Выборг, то есть в полосе нашего 5-го пограничного Краснознаменного отряда. В полосе соседа справа: в направлении Лахденпохья, Сортавала;

б) противник наиболее вероятно перейдет в наступление в ближайшие часы;

в) нам известно, что по плану прикрытия на рубеж Энсо, река Вуокси предусматривается выдвижение частей 115-й стрелковой дивизии генерал-майора В. Ф. Конькова из 23-й армии.

Утром 21 июня 1941 года командование 115-й стрелковой дивизии проинформировало нас: «Мы имеем указание быть в полной боевой готовности в местах постоянной дислокации».

На основании этой оценки обстановки мною был отдан следующий приказ по отряду:

«1. Продолжать укреплять охрану и оборону Государственной границы Союза ССР, особо усилив охрану и взаимодействие с соседом справа в направлении Хитола, в районе города Энсо и на левом фланге в направлении Выборга.

2. Личным составом заставы, свободным от непосредственной службы на линии государственной границы, в ночь на 22 июня 1941 года занять и оборонять боевые позиции в районе заставы.

3. Управлению комендатур и маневренной группе занять запасные командные пункты и районы, особо обратив внимание на надежную, устойчивую связь и управление с заставами и пограничными нарядами по фронту и обходной связи с глубины.

4. Штаб пограничного отряда во главе с начальником штаба отряда майором Окуневичем из города Энсо в ночь на 22 июня 1941 года переместить в район запасного командного пункта юго-восточнее города Энсо, к 24.00 21 июня 1941 года [20] организовать связь и управление с комендатурами, заставами и частями Красной Армии, дислоцированными в полосе пограничного отряда, а также с округом и центром.

5. Я и полковой комиссар Зябликов с оперативной группой, со средствами связи с войсками, округом и центром остаемся на прежнем месте дислокации штаба пограничного отряда города Энсо.

6. В ночь на 22 июня 1941 года семьи военнослужащих (дети, старики) отвести в тыл, выделив для этого соответствующий автотранспорт».

Так готовились к началу войны в 5-м погранотряде. Одной из главных задач для командира отряда была своевременная эвакуация семей пограничников. И это совершенно понятно, не хватало ещё во время боя беспокоиться о женщинах и детях! Но не везде было так. С большим удивлением читал я о событиях в соседнем с 5-м 102-м пограничном отряде.

Сайт «Военная литература«: militera.lib.ru

Издание: Кисловский Ю. Г. От первого дня до последнего. – М.: Политиздат, 1988.

Книга на сайте: http://militera.lib.ru/h/kislovsky_jg/index.html

Книга одним файлом: http://militera.lib.ru/h/0/chm/kislovsky_jg.zip

 

 

А сейчас я хочу дать возможность читателю увидеть некоторые события лета 1941 года женскими глазами – глазами жены начальника 102-го пограничного отряда С. И. Донскова – Тамары Петровны. В своих воспоминаниях она рассказала о первых днях войны так:

«Поздним субботним вечером 21 июня я задремала на диване в ожидании мужа.

Проснулась от слабого шума в передней.

- Ты не спишь? – спросил Семен, входя в комнату. Он говорил шепотом, чтобы не разбудить сына. Игорь спал, раскинувшись поперек кроватки. Семен поправил на нем одеяльце. Разделся, лег. Видно было, что он очень расстроен. Но скоро усталость взяла свое, и он уснул. Я тоже прилегла.

Сколько я спала? Минуту? Час? Резко зазвонил телефон. Я подскочила к аппарату.

- Полковника срочно к телефону, – услышала я.

- Что там? – спросил муж и, не дожидаясь моего ответа, взял трубку.

- Полковник Донсков слушает.

Через несколько секунд сказал совершенно другим голосом – твердым, с незнакомыми мне жесткими нотками:

- Есть, будет исполнено. Пограничники выполнят свой долг.

- Что случилось? – спросила я, хотя сама уже все поняла…

- Война, Тамара.

В дверь постучали, вошел лейтенант Волков. [147]

- Товарищ полковник, хутор у развилки дорог горит. Слышна пулеметная стрельба.

- Сейчас идем, – ответил Семен.

Он быстро встал. Повернулся ко мне. Взгляд тревожный, сосредоточенный. Мысли его уже были где-то там, у развилки дорог, откуда слышались частые выстрелы.

Так началась война.

Сказать, что потекли дни, полные тревоги, опасения за судьбы людей, Родины, – значит ничего не сказать… Началась иная жизнь, в которой все было подчинено одному: не пропустить врага, стоять на границе насмерть, но не дать фашистам ступить на нашу землю.

Особенно запомнилось мне 1 июля – тот день, когда три истребителя противника типа «мессершмитт» с бреющего полета обстреляли пулеметным огнем здание штаба отряда и весь городок…

После обеда, кое-как накормив Игоря, я решила уложить его спать, потому что минувшая ночь была особенно беспокойной.

Послышался необычный гул моторов. Он быстро нарастал. Над домом проплыли самолеты с длинными хвостами, похожие на скорпионов.

- Чужие! – услышала я крик сержанта у пулемета.

Раздалась пулеметная очередь. Дрогнули стены, с этажерки посыпались книги. Разбилось окно в спальне, осколки зазвенели на асфальтовой дорожке.

Я не заметила, как в открытую дверь вошел пограничник. Он был без фуражки, правая рука повисла, из рукава гимнастерки капала кровь, оставляя темные пятна на полу.

- Тамара Петровна, перевяжите, пожалуйста.

Но сверху уже бежала соседка, жена лейтенанта Волкова, медсестра Нина, с санитарной сумкой через плечо.

- Сейчас, голубчик, перевяжу.

Она придвинула стул и, усадив бойца, стала разрезать рукав гимнастерки. Это был первый раненый.

У меня закружилась голова. Замелькали красные пятна в глазах. Я почувствовала, как пол уходит из-под ног, окно расплывается, но устояла, переборола себя и начала помогать Нине.

- Ну вот и все, – проговорила она, закончив перевязку. – Иди вон в те кусты. Сейчас позвоню, чтобы прислали машину. – И тут увидела Игоря. – Почему вы не уезжаете? Уезжайте сейчас же! Можно в Ярославль, к моей маме, – [148] сказала она так, как будто все, что творилось вокруг, было опасным только для меня и Игоря.

Она вышла, но быстро вернулась и протянула конверт.

- Не успела перевести маме деньги. Может быть, вы отдадите. Поезжайте к ней. Вам будет у нее хорошо.

Я машинально взяла конверт, хотела что-то ответить, но не успела: Нина уже ушла.

- Торопитесь же! – услышала я ее голос.

Снова послышалась стрельба где-то совсем рядом. Заработала артиллерия.

Я схватила сына на руки и выбежала в сад. Когда стрельба утихла, мы вернулись в дом, я стала собирать какие-то вещи, продукты. Посреди комнаты валялся кусок черепицы. Антенна радиоприемника упала, и длинный провод повис перед окном. В комнатах гулял сквозняк. Я бросала вещи в рюкзак, когда вошел Волков.

Я не сразу узнала его. В разорванной гимнастерке, запыленный. Лицо осунулось, поблекло.

- Как Семен Иванович?..

- Жив. Выехал на участок.

- Значит, нам можно оставаться?

- Вот вам письмо от полковника. Ночью приказал уехать на полуторке.

Он достал из кармана сложенный вчетверо листок и протянул мне. Я заметила, что у него дрожат пальцы.

- Коля, что случилось?

- Нину ранило.

- Опасно?

- Осколком в голову. Она без сознания…

Еще минуту назад, словно в каком-то полусне, я действовала полуавтоматически. Слова Волкова вернули мне ощущение действительности.

…Июльская ночь была серебристо-серая, похожая на день. Наша полуторка словно вынырнула из темного перелеска и помчалась по асфальтированной дороге на Кексголъм.

Молча миновали железнодорожный переезд, въехали в сосновый бор. Дорога до Ленинграда оказалась длиннее, чем раздумья о том, что было и что нас ожидает. С Семеном не простились. Волков наскоро перебросил за борт машины наши чемоданы и сказал, что нам повезло и мы сможем уехать вместе с задержанными, которых нужно доставить в Ленинград, остальные семьи собираются эвакуироваться [149] поездом.

В первые дни войны Андрей Матвеевич продолжал командовать 5-м, затем был назначен начальником охраны тыла 23-й армии. В его подчинение перешли и все погранчасти, действовавшие в полосе этой армии. Поскольку армия действовала неудачно, пограничникам, фактически, приходилось прикрывать её отход к линии старой границы. По мнению Андрея Матвеевича значительная доля ответственности за это лежит на командовании армии.

Собственно о боях на Карельском перешейке он почти не вспоминал. Запомнилось ему только пара эпизодов. Первый из них связан с обороной Сестрорецка. Вот, что он пишет об этом в своей книге.

В полдень 2 сентября 1941 года, когда штаб 23-й армии был перемещен в новый район юго-восточней реки Сестры, оперативный дежурный передал мне телефонограмму с приказом прибыть в Смольный, где размещались штаб и Военный совет Ленинградского фронта. Уже стемнело. Лунный свет едва пробивался сквозь крону соснового бора на дороги-просеки, по которым наша старенькая отрядная эмка медленно пробиралась к югу, к сожженной Кивеннане. Отсюда отчетливо стали слышны звуки боя. Решили вернуться и у Майнилы свернуть к Старому Белоострову с тем, чтобы по берегу реки кратчайшим путем выехать к Сестрорецку. [26]

Едва добрались до северо-восточной окраины города, как дорогу нам преградил патруль из нескольких человек в гражданской одежде с винтовками за плечами.

Открыв дверцу машины, сутуловатый рабочий, в нем я узнал одного из старейших мастеров сестрорецкого инструментального завода имени С. П. Воскова, вытянулся и громко отрапортовал:

- Сторожевая застава народного ополчения, товарищ полковник! Документы можете не предъявлять. Мы депутатов нашего горсовета в лицо знаем.

Я спросил, нет ли сведений о противнике.

- Фашисты уже на северной окраине, – сказал рабочий. – Только что уровцы и наши ополченцы отбили последнюю атаку.

Потребовалось минут пять, чтобы добраться до горкома партии. Город не спал. На улицах женщины, старики, дети строили оборонительные сооружения. Они проходили почти рядом с оградой завода, работавшего на полную мощь.

В горкоме партии встретили меня радушно. Секретарь горкома Алексей Иванович Баранов в двух словах объяснил обстановку: упредив наши части, отходящие на новые рубежи, враг овладел населенными пунктами Териоки, Куоккала, Раякоски, ворвался на северную окраину Сестрорецка. В городе наших войск нет, кроме небольших уровских подразделений. На защите города – ополченцы.

- Мы просим вас, Андрей Матвеевич, – сказал секретарь горкома, – помочь отбросить противника с северной окраины города и организовать оборону. В ваше распоряжение поступят отряды народного ополчения города, костяком которого являются рабочие завода.

Я ответил, что готов помочь организовать оборону, но имею приказание явиться в Смольный.

- Товарищ Жданов просил обращаться к нему с любыми вопросами днем и ночью, – ответил секретарь горкома. – Сейчас мы все уладим.

- Андрей Александрович! – подняв телефонную трубку, заговорил Баранов. – Обстановка в районе нашего города вам известна. У нас находится полковник Андрей Матвеевич Андреев. Он следует в распоряжение Военного совета фронта. В связи с тяжелой обстановкой, сложившейся в городе, городской комитет партии Сестрорецка просит Военный совет фронта поручить ему командовать отрядами народного ополчения города, очистить северную окраину города от противника, организовать его оборону.

После небольшой паузы трубка была передана мне. [27]

- Товарищ Андреев, – услышал я голос Жданова, – мы здесь обменялись мнениями с товарищем Ворошиловым. Военный совет Ленинградского фронта поручает вам временно вступить в командование отрядами народного ополчения города Сестрорецка. Помогите организовать оборону города. Завтра в Сестрорецк прибудет отдельный отряд моряков Балтийского флота. С их прибытием отправляйтесь в Смольный.

Получив приказание Военного совета фронта, я немедленно поехал вдоль реки Сестры в район, где Сестрорецк прикрывался с севера главным рубежом – старым укрепрайоном.

На окраине города я встретил ополченцев, которыми командовал Анатолий Иванович Осовский, член ВКП(б), перед войной руководивший в Териоках трестом кинофикации Карельского перешейка.

Осовский доложил, что, по сообщению разведчиков, на Сестрорецк движется колонна танков и пехоты противника.

- Мы организуем засаду, товарищ полковник, вот здесь, – показал Анатолий Иванович на карте.

Получив разрешение, Осовский усадил на грузовик 26 ополченцев и поехал навстречу врагу.

Ниже мы приведём отрывок из книги Лукницкого «Ленинград действует», относящийся к этим событиям.

Второй эпизод относился к моменту назначения полковника Андреева командиром 43-й стрелковой дивизии. Вот, что написано в книге.

«В приемной командующего войсками фронта меня долго не задержали. Широко раскрылась дверь, и я, печатая шаг, вошел в большой кабинет. Навстречу мне из-за длинного стола, примыкавшего к письменному, заваленного топографическими картами, поднялся Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов. Член Военного совета фронта А. А. Жданов, стоя у окна, наблюдал за моим представлением, а затем подошел и крепко пожал руку.

- Садитесь, – показал на ближайший к нему стул Андрей Александрович.

Маршал Ворошилов стоял рядом. Я поблагодарил за приглашение и тоже остался стоять.

- Товарищ Андреев, – очень спокойно сказал А. А. Жданов, – Военный совет фронта назначил вас командиром 43-й стрелковой Краснознаменной дивизии. Ее личный состав в основном составляют ленинградцы, закаленный рабочий народ. Среди них много коммунистов. Это одно из лучших, одно из самых боеспособных соединений фронта.

- Части дивизии, – продолжил К. Е. Ворошилов, жестом приглашая меня к расстеленной на столе карте, – после упорных и кровопролитных боев на Карельском перешейке северо-восточнее Выборга отошли в район Койвисто к Финскому заливу и на кораблях и баржах вывозятся в Ленинград. В данное время основные силы дивизии сосредоточены в городе, в красных казармах. Вам следует без промедления вступить в командование дивизией. К 4 часам утра к перрону Финляндского вокзала будут поданы железнодорожные эшелоны. Личный состав и материальную часть погрузить и отбыть в распоряжение командующего 23-й армией. К исходу дня по мере прибытия эшелонов занять оборону в районе Лемболовского озера. Задача: во взаимодействии с частями укрепленного района не допустить прорыва противника к Ленинграду. Задача вам ясна?

Задача ясна. Мне оставалось только поблагодарить за высокое доверие. Жданов и Ворошилов по очереди крепко обняли меня, пожелали боевых удач. От столь неожиданного внимания я совсем было растерялся и растрогался, не знал, что больше и сказать. Но здесь меня выручил Андрей Александрович. Взглянув на часы, он вдруг проговорил: [31]

- Уже за полночь, Климент Ефремович! Пора нам поужинать, да и Андрей Матвеевич подкрепится с нами перед дорогой. Подождите меня минутку… – Он прошел в свой кабинет и вернулся с небольшим черным мешочком, затянутым тесемкой. Точно такой мешочек я увидел и в руках Ворошилова.

«Что они в них хранят?» – разобрало меня любопытство.

В столовой все выяснилось. В Ленинграде на все продукты питания была введена жесткая карточная система. В черных мешочках Жданов и Ворошилов хранили выданные им на несколько дней вперед хлеб и галеты.

После весьма скромного ужина Андрей Александрович открыл свой мешочек и положил туда оставшийся на тарелке кусочек хлеба, а затем достал пачку галет и протянул ее мне.

- Вам на дорогу, Андрей Матвеевич, – сказал он с такой доброй улыбкой, что у меня и слов не нашлось, чтобы отказаться от неожиданного подарка. – Ведь на довольствие вы не сразу станете…

Это был еще один урок, полученный мною от Андрея Александровича Жданова. Прослужив долгие годы в армии, занимая высокие командные должности на фронте и в мирное время, я всегда старался, чтобы мой быт не был тайной для подчиненных. Такой подход к личной жизни, если она вообще есть у руководителя крупного масштаба, отметает все поводы для кривотолков и пересудов.»

Эта встреча произвела на Андрея Матвеевича большое впечатление, и он её часто вспоминал. Сейчас в Интернете возник небольшой спор по поводу её достоверности. Что де мол это всё придумали коммунистические идеологи и пропагандисты, что на самом деле такого не было и Жданов с Ворошиловым не носили сухари в мешочках.. Могу засвидетельствовать, что в книге эта история изложена именно так, как отец рассказывал её много раз в семейном кругу задолго до начала работы над книгой, и её правдивость не подлежит сомнению.

О самих боевых действиях 43-й дивизии Андрей Матвеевич никогда не вспоминал, ничего нам не встретилось и в литературе, но кое-что попалось в Интернете. Эти упоминания о действиях 43-й дивизии в сентябре 1941 года мы тоже здесь приводим.

О боевых действиях на Карельском перешейке летом 1941 года, с упоминанием имени А.М. Андреева, написано в сборнике «Пограничники» и в книге В.С. Конькова «Время далёкое и близкое». Без упоминания его имени – в книге А.И. Чугунова «Граница сражается» и в «Битве за Ленинград». С их помощью можно попытаться составить представление о том, с чем пришлось столкнуться Андрею Матвеевичу летом 1941 года. С книгой Конькова перекликается и книга адмирала Ю.А. Пантелеева «Морской фронт», в которой описана эвакуация частей 23-й армии с полуострова Койвисто.

Андрей Матвеевич ещё раз оказался на Карельском перешейке в апреле 1942 года, когда был назначен заместителем командующего 23-й армии. Активных боевых действий на этом участке фронта тогда не велось, и после полугода страшного напряжения «Невского пятачка» можно было немного перевести дух. С командующим армией генерал-лейтенантом А.И. Черепановым у Андрея Матвеевича хорошие отношения сложились ещё с 1941 года, и они сохранились на всю жизнь. Черепанов был известный в Красной Армии человек, можно даже сказать – легендарный! Он командовал одним из полков, которые в феврале 18-го года остановили немцев под Псковом и Нарвой. Андрей Матвеевич обладал чувством юмора и, хотя сам шутил редко, смешные моменты и ситуации подмечал и указывал на них. Так, например, с юмором он относился к моде, возникшей в 70-е годы среди военачальников, захораниваться на месте своей боевой славы. Первым, если не ошибаюсь, в их ряду был генерал-полковник М.С. Шумилов, командовавший под Сталинградом 65-й армией. Он умер в 1975 году и завещал похоронить себя на Мамаевом кургане, что и было сделано. За ним пошли другие. Черепанов тоже попросил, чтобы его похоронили там, где в феврале 18-го он принял первый бой.

«Черепанов, – смеясь, рассказывал Андрей Матвеевич, – написал письмо министру, сказал, что на том месте были два больших камня. Послали комиссию искать эти камни, искали – не нашли».

Никаких заметных событий в 23-й армии с Андреем Матвеевичем не происходило, так что он этот месяц иногда даже забывал упомянуть в своём послужном списке. Впрочем, одно важное событие произошло: на этой должности АМ стал генералом.

* * * * * *

 

2.01) Пограничные войска СССР. 1939 – июнь 1941, сборник документов и материалов, *Наука*, 1970.

2.02) А.И. Чугунов, *Граница накануне войны*, Воениздат, 1985.

2.03) А.И. Чугунов, *Граница сражается*, Воениздат, 1989.

2.04) *Пограничники*, Молодая гвардия, 1973.

2.05) И.Л. Бунич, **Гроза*. Кровавые игры диктаторов*, СПб.: Облик, 1997.

2.06) Ю.Г. Кисловский, *От первого дня до последнего*, Политиздат, 1988.

2.07) В.С. Коньков, *Время далёкое и близкое*, Воениздат, 1985.

2.08) Ю.А. Пантелеев, *Морской фронт*, Воениздат, Москва, 1965.

2.09) *Битва за Ленинград*, 1941 – 1944, И.П. Барбашин, А.И. Кузнецов, В.П. Морозов, А.Д. Харитонов, Б.И. Яковлев, под редакцией С.П. Платонова, Воениздат, 1964.

2.10) Лукницкий Павел Николаевич *Ленинград действует…* Фронтовой дневник, М.: Советский писатель, 1971.

2.11) *Краснознаменный приволжский*, Воениздат, 1984.

2.12) *Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов*, М., СПб., 2004.

3.01) НЕВСКИЙ ПЯТАЧОК, СБОРНИК ВОСПОМИНАНИЙ ПОД РЕДАКЦИЕЙ В.Ф. КОНЬКОВА, ЛЕНИЗДАТ, 1977.

НЕВСКИЙ  ПЯТАЧОК, СБОРНИК ВОСПОМИНАНИЙ ПОД РЕДАКЦИЕЙ В.Ф. КОНЬКОВА, ЛЕНИЗДАТ, 1977.

Сборник содержит воспоминания участников боёв на Невском пятачке, в том числе и ветеранов 86-й стрелковой дивизии.

* * * * *

«Наконец стали подходить подкрепления. 18 октября прибыла 265-я стрелковая дивизия полковника Г.К. Буховца. В период с 20 по 28 октября в состав НОГ вошли 86-я стрелковая дивизия и 20-я дивизия НКВД полковников А.М. Андреева и А.П. Иванова, а в первых числах ноября – 168-я стрелковая дивизия генерал-майора А.Л. Бондарева». (В.Ф. Коньков, стр. 94).

«На небольшом расстоянии друг от друга находились врытые в отвесный берег Невы блиндажи и землянки нескольких штабов стрелковых дивизий: 86-й – полковника А.М. Андреева, 168-й генерала А.Л. Бондарева, 115-й – полковника А.Ф. Машошина, 265-й полковника Г.К. Буховца и 20-й дивизии НКВД полковника А.П. Иванова», (С.Н. Борщёв, стр.159).

«24 октября в связи с назначением полковника А.А. Дарьина заместителем начальника штаба 55-й армии в командование нашей дивизией вступил полковник А.М. Андреев.

Гитлеровцы, просматривали с высокого железобетонного здания 8-ой ГЭС, с зольных горок, с насыпи узкоколейной железной дороги, из рощи Фигурной и со стороны Арбузова весь плацдарм вдоль и поперёк. Они пристреляли каждый метр земли пятачка, его переправ, и не жалели ни снарядов, ни мин. Чтобы снизить эффективность огневого воздействия противника во время предпринимаемых нами атак, командование дивизии решило удлинить траншеи на нейтральной полосе. Сапёры подвели траншеи к окопам гитлеровцев на расстояние 20 метров. Так метр за метром наши воины расширяли Невский пятачок. Немалая заслуга в этом была и нашего нового командира дивизии.

Многочисленные попытки захватить 8-ю ГЭС не принесли успеха из-за недостатка сил. Учитывая это, в конце ноября командование 86-й дивизии несколько изменило тактику. Полкам была поставлена задача – как можно больше истреблять гитлеровцев, ежедневно наносить урон живой силе врага.

Полковник Андрей Матвеевич Андреев всё время находился на пятачке. Переползая под огнём от воронки к воронке, он лично обследовал весь участок дивизии, побывал в полках и батальонах. Комдив охотно беседовал с командирами и политработниками, с рядовыми красноармейцами, живо интересуясь настроениями и думами воинов. Забота о подчинённых у него удачно сочеталась с высокой требовательностью. Блокада урезала полноценный паёк фронтовика. Андреев тщательно следил за тем, чтобы каждый боец получал все положенные ему продукты питания. А это было не так просто.

Первое время походные кухни находились по ту сторону Невы, на правобережье. Доставлять приготовленную горячую пищу на пятачок было делом необыкновенно рискованным и трудным. Нередко термосы вместе с лодками и людьми шли ко дну. Андреев решил походные кухни переправить на плацдарм. Их врыли в крутой берег, защитили бревенчатыми накатами. Теперь повара работали, можно сказать, в подлинно боевой обстановке, зато горячую пищу в окопах и блиндажах стали получать регулярно. Кстати, и остатки пищи в котлах более строго учитывались. Одним словом, для комдива не было мелочей, он вникал во все детали фронтового быта.

Бывший командир 169-го стрелкового полка, ныне генерал-майор в отставке Л.В. Яковлев вспоминает:

- Андреев ежедневно вызывал командиров полков на свой НП, чтобы заслушать их доклады и поставить им новую боевую задачу. Очень педантично он сообщал нам о предстоящих боевых действиях. Тут фигурировали артподготовка, бомбовые удары нашей авиации и другие средства уничтожения врага, включая, конечно, могучее русское «ура». На деле же – в бою – артподготовка выражалась всего несколькими выстрелами, налёты авиации производились всего одним-двумя нашими истребителями, появлявшимися в районе плацдарма, главным образом, с целью разведки. А мощного «ура» тоже не получалось, – ведь в полках всё меньше и меньше активных штыков. Мы удивлялись изобретательности и безграничному оптимизму полковника. А в общем, всё это помогало нам выдерживать тяжелейшие боевые испытания тех суровых дней войны«. (Н.С. Титуров, Н.П. Голубев, стр. 122-124).

«В конце ноября в 204-й стрелковый полк, которым я тогда командовал, заехал командир нашей 10-й стрелковой дивизии полковник И.Д. Романцов.

- Собирайся, командир, – сказал он.

- Куда, товарищ комдив?

- На левый берег… Будем сменять восемьдесят шестую…

Я собрался в один момент. Генерал-майор А.М. Андреев, командовавший 86-й дивизией, встретил И.Д. Романцова, комиссара нашей дивизии В.В. Сосновикова и меня приветливо. Он сообщил всё, что было известно о противнике, о характере боёв на пятачке, показал на карте расположение частей. К сожалению, на местности днём побывать было нельзя, а ночью ничего не увидишь. Так что наша рекогносцировка носила в основном теоретический характер«.

(С.Г. Драбкин, стр. 203).

3.03) А.Д. ОКОРОКОВ, *СЛОВО, ВЕДУЩЕЕ В БОЙ*, ВОЕНИЗДАТ, МОСКВА, 1980.

3) А.Д. Окороков, «Слово, ведущее в бой», Воениздат, Москва, 1980.

3.03) А.Д. ОКОРОКОВ, *СЛОВО, ВЕДУЩЕЕ В БОЙ*, ВОЕНИЗДАТ, МОСКВА, 1980.

Бригадный комиссар, впоследствии генерал-лейтенант, Андрей Дмитриевич Окороков осенью 1941 года был начальником политотдела 8-й армии. В этом качестве он участвовал в боях у Невской Дубровки и бывал на «Пятачке». В 1944-45 гг. А.Д. Окороков был начальником политотдела 2-го Белорусского фронта. Андрей Матвеевич читал его книгу. Она содержит его пометки, относящихся, в основном, к боям на «Пятачке» и к захвату Наревского плацдарма. К сожалению, в книге имеются неточности и опечатки, здесь мы исправляем их без комментариев.

* * * * *

На моём наблюдательном пункте – в окопе, отрытом на берегу Невы, звонит телефон; меня вызывает «Берёза», то есть командный пункт 8-й армии в Озерках. Беру трубку, слышу голос Шевалдина:

- Какая обстановка?

- Отчётливо вижу, как полк Зайцева достиг железной дороги. Полк Васильева подходит к карьеру, дивизия Андреева правым флангом прошла северную часть песков, а левым флангом – высоковольтную линию. Вражеская авиация всё время бомбит, а наших самолётов в воздухе не видно…

Эти сведения по телеграфу немедленно передавались в штаб фронта. Через много лет я нашёл в архиве Министерства обороны записи телеграфных разговоров тех лет. (стр. 68).

 

После разговора с Шевалдиным я отдавал распоряжения командирам дивизий Бондареву, Андрееву, Вехину, Машошину, говорил с ними и лично, переползая по траншеям на их КП, и по телефону. Слыша в ответ неизменное «Есть!» и «Будет исполнено!», я отчётливо сознавал неимоверную сложность задачи: прорвать фронт без танков, пушек, миномётов, артиллерии.

Бой шёл за каждый метр земли, за каждый ров, за каждую воронку. В этом бою многие воины проявили несгибаемую волю и мужество. Командир 86-й стрелковой дивизии А.М. Андреев и военком дивизии батальонный комиссар А.В. Щуров сами водили бойцов в атаку. (стр. 69).

Поздно вечером у меня в блиндаже собрались командиры и комиссары дивизий. Каждый из них сегодня не раз заглядывал в глаза смерти. Командующий армией генерал Т.И. Шевалдин, с которым я в тот день несколько раз говорил по телефону, передал указания, которые я довёл до сведения присутствующих. Затем стал обсуждать итоги дня. Командир 86-й дивизии полковник Андрей Матвеевич Андреев, человек резкий и горячий, стал доказывать:

- Дайте мне танки, дайте мне артиллерию и снаряды – я сделаю всё, что надо!

- С танками, да с артиллерией – это не фокус, – ответил кто-то. – Ты бы лучше придумал, как нам сейчас быть. (стр. 70).

(Это всё о бое 13 ноября. Об этом дне пишет в своём дневнике и Д.А. Щеглов.).

 

Бытовые условия на плацдарме были крайне тяжёлыми. Люди не умывались и не брились. Не хватало дров, поэтому редко удавалось отогреться. Я был чрезвычайно удивлён, когда поздним вечером 17 ноября меня пригласили помыться и попариться в настоящую русскую баню, которую построили прямо на плацдарме бойцы 86-й стрелковой дивизии. Вход в парную был в обрывистом берегу реки, неподалёку от штаба дивизии. Вместо дверей – навешаны одеяла, за ними довольно большое помещение, тускло освещённое свечами. Деревянные нары, котёл в кирпичной кладке. Облака пара, густой, казалось бы, забытый банный дух, смех бойцов, восторженные выкрики парящихся молодых парней….

Я часто вспоминаю эту баню на пятачке и с признательностью думаю о военврачах 86-й дивизии Ониди, Самойлович, Ограчёве. Сколько радости доставили они измученным людям! (стр. 71).

В боях на Неве росли и крепли наши военные кадры. Многие участники этих боёв стали известными военачальниками….Генерал-полковник А.М. Андреев после войны командовал войсками военного округа». (стр. 79).

3.05) *ДОРОГОЙ МУЖЕСТВА*, ПОЛИТИЗДАТ, 1988.

Современный вид Невского пятачка.

В этом сборнике перепечатан очерк И.Б. Лисочкина «Письма с берегов реки Н.», ранее напечатанный в газете «Ленинградская правда«, от 23 декабря 1983г. Очерк представляет собой беседу автора с Н.И. Каревым, бывшим командиром миномётного батальона 330-го полка 86-й дивизии. Андрей Матвеевич всегда встречался с ним во время своих приездов в Ленинград. Николай Иванович Карев вспоминает о «Невском пятачке»:

* * * * *

«Здесь блокированный Ленинград отчаянно шёл на прорыв, на соединение с 54-й армией, до которой было всего 13 километров. И пусть прорывы блокады не удавались, успехи всё-таки были. Мне помнилось, что писала о них тогда «Ленинградская правда» после Ноябрьских праздников 1941 года. Недавно я одну корреспонденцию разыскал. Вот она в номере от 16 ноября 1941 года.

УПОРНЫЕ БОИ НА ВОСТОЧНОМ БЕРЕГУ РЕКИ Н.

«Наши части успешно атакуют немецко-фашистские войска на восточном берегу реки Н. Мы уже сообщали об активных операциях подразделений т. Андреева. Вчера они во взаимодействии с соседними подразделениями вели упорные бои с фашистами, укрепившимися в стратегически важном пункте Г. Противник создал здесь мощный узел сопротивления, опирающийся на максимальное использование естественных и искусственных препятствий. Ожесточённые схватки ведутся за каждый метр земли».

- Конечно, тогда эти бои рассматривались как огромное событие для Ленинграда, были великой надеждой на освобождение города. «Пункт Г.» это 1-й Городок. Мы захватили его и вплотную подошли к 8-й ГЭС. Взять бы её! Но на саму ГЭС прошло только четыре человека. Сил не хватило. В батальоне осталось только семнадцать штыков. Остальные были выбиты. Комиссар полка Иван Григорьевич Бусыгин говорит: «Давайте хоть имитировать огонь«. Стали мы перебегать, вести огонь с разных точек.

Николай Иванович смотрит на старый газетный лист и вдруг с грустью говорит:

- Ах, Андрей Матвеевич, Андрей Матвеевич… Был полковник Андреев командиром нашей 86-й дивизии. Жёсткий человек, умный, волевой, храбрый. Помнят его ветераны. Мы переписывались все эти годы. Я собирался отправить ему фотокопию этой корреспонденции. Но умер генерал-полковник, Герой Советского Союза Андреев. Не прочёл её, не успел…

Мой собеседник резко качает головой и говорит с некоторым вызовом:

- Как видите, память есть. Больше того, насколько помню, должна быть ещё одна публикация в «Ленинградской правде». Как-то она была связана с фамилией Андреева. Может быть, «Андреевцы»?

Листаем страницы газетного комплекта. Есть!

 

ПОДРАЗДЕЛЕНИЯ т. АНДРЕЕВА УСИЛЕННО АТАКУЮТ ВРАГА

«Вчера на Н-ском участке Ленинградского фронта подразделения т. Андреева двинулись в атаку на укреплённые фашистские позиции. Наступлению предшествовали массированные удары нашей бомбардировочной и штурмовой авиации по переднему краю немецкой обороны.

Поддержанные сильным артиллерийским огнём, пехотинцы т. Андреева, преодолевая упорное сопротивление противника, начали продвигаться вперёд. Несмотря на неослабевающий ружейный, пулемётный и миномётный огонь немцев, наши войска оттеснили врага, вышли на дорогу и продолжили своё продвижение. К ночи они закрепились на занятых рубежах.

Для возмещения потерь своих частей немецкое командование спешно перебросило сюда подкрепления на транспортных самолётах. Потери немцев были настолько велики, что квалифицированных обученных парашютистов придали танковой дивизии генерал-майора Шмидта в качестве обычных пехотных подразделений».

- Фашистское командование перебросило под Невский «пятачок» прямо из французской Ниццы, с отдыха, «покорителей Крита» – эсэсовскую 7-ю авиадесантную дивизию. Здоровенные были гады, выкормленные, загорелые. Форму носили особую – погон на одном плече. С одним таким мне пришлось схватиться врукопашную под 8-й ГЭС. Навалился на меня откуда-то сзади. Но и я был неплох: перебросил его через себя, вцепился в горло. А он меня бьёт эсэсовским кинжалом. Выручил ординарец: размозжил фашисту голову…

…Мои батареи размещались на бровке левого берега. Мораль была такая: «Только вперёд!» Дрались тут за каждый сантиметр земли. Но с военной точки зрения позиция была выбрана неумно. Кто же ставит тяжёлые миномёты в трёхстах метрах от передовой? Когда разбило у меня уже вторую батарею, пошёл я воевать со своим командованием. Добрался в конце концов до командира дивизии. Сидел Андреев в блиндаже, пил чай. Выслушал меня, поднял глаза: «Отступать, значит, решил, да я тебя расстреляю!» Зло меня взяло. И так шарахнул кулаком по столу, что кружка с чаем подскочила. Картина, как говорят, была достойна богов. А выручил меня комиссар дивизии Степанов. Спокойно так, с улыбкой говорит: «Комдив, а ведь старший лейтенант дело говорит…Прав он».

Конечно, прав. А поскольку Андреев был командиром не только жестким, но и умным, он умно и поступил. Тут же принял решение оставить в рядах обороны малые калибры, а крупные – три батареи перенести на правый высокий берег.

 

1 марта меня вызвал командир дивизии:

- Ну, Карев, тебе за твоё усердие … пять суток отпуска в Ленинград!

Радость нахлынула волной. Побежал в батальон, помню, всё повторял:

- Ну, ребята, я пошёл… Я пошёл…

Двигаться решил налегке, не в валенках, а в сапогах и не в полушубке, а в ватнике. Пройти мне надо было километров пятьдесят… В Ленинград пришёл ночью. Морозно было, нигде ни души. (стр. 129-134).