Генерал-полковник Андреев Андрей Матвеевич

В этой книге полковник Андреев упоминается два раза. Первый раз в связи с обороной Сестрорецка, как зам. командующего 23-й армии (зам. по охране тыла армии. В.А.), а второй раз при описании боёв на «Невском пятачке». Первый отрывок есть расширенный вариант текста, содержащегося в книге Андрея Матвеевича на стр. 27,28. Второй отрывок интересен тем, что его дополняет рассказ одного из бойцов, сражавшегося на «Пятачке», и попавшего в плен.

«Военная литература«: militera.lib.ru

Книга на сайте: militera.lib.ru/db/luknitsky_pn/index.html

Иллюстрации: militera.lib.ru/db/luknitsky_pn/ill.html

Источник: Блокада Ленинграда (blokada.spb.ru)

Аннотация издательства: В годы Отечественной войны писатель Павел Лукницкий был специальным военным корреспондентом ТАСС по Ленинградскому и Волховскому фронтам. В течение всех девятисот дней блокады Ленинграда и до полного освобождения Ленинградской области от оккупантов, постоянно участвуя в жизни города-героя и во многих боевых операциях – сначала при активной обороне, а потом в наступлении, – писатель систематически, ежедневно вел подробные дневниковые записи, которые и составили ныне три книги эпопеи «Ленинград действует…». В них дана широкая картина гигантской битвы, жизни и быта героических защитников Ленинграда. Содержание эпопеи составляют только подлинные факты. Первая, вторая и третья книги дневника были изданы «Советским писателем» в 1961, 1964 и 1968 годах. Теперь они впервые издаются вместе.

Во второй половине августа части нашей армии попали в окружение под Выборгом. И в то время, когда балтийские моряки, пограничники, оставленные для заслона подразделения армии в самом Выборге и на островах Выборгского залива дрались, проявляя поразительную стойкость (остатки их были эвакуированы на кораблях в Кронштадт и Ленинград 1 сентября), другие, прикрываемые ими части, уничтожив по приказу командования свою технику, стали выходить из окружения мелкими группами. И вдоль всего побережья Финского залива, вдоль Приморского шоссе, по густым лесам и болотам, меж озер, наперерез рекам, началось безрадостное отступление. Оно остановлено только два-три дня назад…

Отдельные окруженные врагом группы, подразделения и гарнизоны приморских укреплений, защищаясь, стояли насмерть и погибали до единого человека. Другие группы, изолированные, потерявшие ориентировку и связь в дремучих лесах, оказывались деморализованными. Но всюду находились стойкие, инициативные люди, чаще всего коммунисты и комсомольцы, которые организовывали сопротивление, ободряли, объединяли упавших духом, выводили и до сих пор выводят их к линии старой границы, где вдоль реки Сестры Ленинград ограждается с севера главным рубежом – прежним укрепрайоном.

В конце августа было два-три критических дня, когда, почти не встречая отпора, враг мог прорваться через этот рубеж к Ленинграду.

В эти страшные дни 30-31 августа решающую роль сыграли мелкие, самостоятельно действовавшие подразделения, задержавшие врага до подхода к Сестрорецку и Белоострову подкреплений, экстренно двинутых из Ленинграда, в частности балтийцев, которые были сняты с кораблей флота и спешно сформированы в отряды морской пехоты.

На Сестрорецком направлении важную роль сыграл истребительный отряд Осовского. Мне известно, что он в самый критический час оказался единственным, ставшим на пути вражеских передовых частей к Сестрорецку.

Танки под Сестрорецком

Расскажу об этом деле не с чужих слов, записанных мною в начале сентября, а со слов Л. И. Осовского, с которым мне удалось встретиться на передовой линии фронта только поздней осенью 1941 года в 3-м полку Кировской дивизии народного ополчения, занимавшем в ту пору уже надежно укрепленный рубеж в районе Курорта и Сестрорецка.

Анатолий Иванович Осовский родился в 1909 году, в городе Тотьма, Вологодской области, окончил шесть классов школы, в 1938 году вступил в партию. Перед войной служил в Териоках, руководил трестом кинофикации Карельского перешейка. Когда я встретился с ним в Курорте, он уже имел звание старшего лейтенанта. Вот его рассказ, записанный мною дословно.

«25 июня вступил в организованный здесь истребительный батальон. Сначала был командиром взвода, затем – политруком роты. Командиром отряда был Побивайло из школы по подготовке комсостава НКВД.

В первые дни работа в батальоне сводилась не только к тренировке бойцов и несению караульной и разведочной службы, но и к обучению людей, которые должны были быть призваны в РККА. Работали по двенадцать – тринадцать часов в день, с выходами в поле; выполняли одновременно боевые задачи – охраняли отдельные участки железной дороги, занимались поисками парашютистов. И, судя по тому, что на участках, охраняемых другими отрядами, бывали случаи диверсионных взрывов, а на нашем участке таких случаев не было, охрану несли хорошо. Так было до 22 августа.

22 августа я выпросился в партизанский отряд, был принят бойцом, но уже через три дня меня утвердили командиром отряда. Мы занялись экипировкой, подготовкой и изучением всего, что нам могло понадобиться, вплоть, например, до приемов джиу-джитсу.

31 августа отряд поступил в распоряжение 23-й армии, в тот же день получил задание выехать в Териоки, уточнить там обстановку и постараться проникнуть в тыл финнам. Если же это не удастся, то сделать базу за Кел-ломяками и действовать по указаниям разведотряда армии. Базу мы создали и первого сентября прибыли в Сестрорецк. Я явился с докладом к секретарю Сестрорецкого горкома партии и начальнику местного НКВД и, когда в моем присутствии было доложено разведчиками, что на Сестрорецк движется группа танков и пехоты противника, попросил разрешения выйти навстречу противнику и задержать его.

Мобилизовал одну автомашину и выехал с двадцатью шестью человеками. В двух километрах от Сестрорецка встретил нескольких бойцов, которые подтвердили, что в трех-четырех сотнях метров идут танки и пехота, да и мы слышали их стрельбу из орудий и пулеметов. Мы сошли с машины, рассыпались по сторонам дороги и расчлененным строем, выслав разведку, стали продвигаться вперед. Пройдя метров четыреста по леску, в местности «Таможня», между Оллила и Курортом, увидели стоящий на пригорке у дороги танк, который стрелял из орудия по нашему тылу и строчил из пулемета по обочине дороги.

Распределив людей вдоль дороги, я с бойцом Большаковым прополз метров пятьдесят вперед и залег на середине дороги, за оставленным здесь разбитым трактором. Затем, заметив лучшее прикрытие – небольшой песчаный ремонтный карьерчик у самой дороги, переполз туда. Меня не заметили, и, все время стреляя, танк очень медленно и осторожно приближался. Через несколько минут ко мне приполз боец Севрин:

- Без меня командир быть не может!..

Приблизительно минут через сорок танк пошел вперед быстрее. Когда он был метрах в двадцати от меня, я встряхнул противотанковую гранату и, едва танк приблизился еще метров на десять, выскочил и метнул ее под левую гусеницу. Раздался взрыв, танк с порванной гусеницей развернуло боком ко мне. Севрин подал мне вторую гранату, я швырнул ее, она упала у самого танка, порвала правую гусеницу и ведущие колеса. Это был танк Т-3, средний, германский. Кроме меня, по гранате бросили Большаков и Севрин. Но пулеметы танка продолжали бешеную стрельбу. Выглянув, я заметил, что люк танка открыт. Оказывается, в это время двое из экипажа танка пытались удрать. Один из них был убит выстрелом товарища Эхина, охранявшего нас метрах в пятидесяти. В открытый люк я бросил гранату РГД-33, после чего танк замолк и оказался окончательно выведенным из строя. Был я тогда, бросая гранаты, спокойнее, чем сейчас, – таков был азарт!..

В тот же момент на расстоянии около ста метров показался большой башенный танк, открывший стрельбу из пулемета по всей местности. Одновременно с правого фланга появился третий танк, средний, который тоже открыл стрельбу и пытался пойти в обход, но, наткнувшись на сырую, топкую местность (около реки Сестры), повернул обратно. По бокам от большого танка двигалась пехота – сорок – пятьдесят человек. Мы открыли огонь из винтовок, а Эхин – из имевшегося у него автомата. Движение врага приостановилось: мы боялись их, а они – нас, не зная, сколько нас здесь. Я тут же уполз к своим: нас набралось примерно человек сорок, так как с нами было человек пятнадцать примкнувших, из тех, что отступали и встретились с нами.

Противник остановился. Танк повел огонь из башни, а пехота – из винтовок. Но огонь противника не приносил нам ущерба, наша позиция на скате высотки оказалась удачной. В перестрелке мы провели более двух часов. Танк стал бить шрапнелью. Разрывы приходились у нас над головой. С правого и левого флангов у нас не было никого. И я, зная, что позади имеется место, где танки могут пройти только по двум дорогам, ибо кругом вода, решил отвести отряд. Вывел его в район Ржавой канавки, немедленно окопался и приготовился встретить врага.

Через несколько часов я был вызван к заместителю командующего 23-й армией, полковнику Андрееву, который сообщил радостную весть, что нашему отряду А. А. Жданов объявил благодарность и приказал держать занимаемый рубеж.»

С.Н. Борщёв во время боёв на «Невском пятачке» был начальником штаба 168-й дивизии.

На небольшом расстоянии друг от друга находились врытые в отвесный берег Невы блиндажи и землянки нескольких штабов стрелковых дивизий: 86-й – полковника А.М. Андреева, 168-й генерала А.Л. Бондарева, 115-й – полковника А.Ф. Машошина, 265-й полковника Г.К. Буховца и 20-й дивизии НКВД – полковника А.П. Иванова. Штабы дивизий обычно пользовались такой «роскошью», как коптилки. Но в полках, батальонах и ротах, в многочисленных рвах, воронках и «лисьих норах» люди жгли куски рассечённого осколками телефонного кабеля. Резина давала слабый свет. Лица людей были до того закопчены, что не всегда можно было узнать даже друга, если он молчал. (стр. 101).

А это отрывок из рукописи, который не вошёл в книгу.

[Машинопись. Многие страницы склеены из двух машинописных кусков.

Правка в основном синими чернилами, иногда красными. Изредка на полях заметки карандашом. Надписи на полях типа "оставить", "убрать", сделаны красным карандашом. Разделения текста на фрагменты - красным карандашом или красными чернилами.

Исправления пунктуации учтены. - А.Т.]

К вечеру 31 октября все наши/ саперные работы были закончены. И как раз вовремя. Утомленные многокилометровым маршем бойцы и командиры 260-го и 402-го полков стали располагаться в блиндажах на отдых.

Командующий армией генерал-лейтенант Шевалдин несколько раз звонил Бондареву по телефону – торопил, приказывал скорее переправить полки на «пятачок». Бондарев уверял командующего, что подготовка к форсированию Невы идет полным ходом. И хотя наши люди спали в блиндажах крепким сном (надо же хоть несколько часов отдохнуть после марша), но понтонеры действительно хлопотали на берегу, проверяя и подготавливая плавсредства: срочно ремонтировались пробитые осколками и пулями понтоны, паромы, днища лодок самого различного типа. Всеми работами руководили командир 41-го понтонного батальона старший лейтенант В.М.Клим и/ его начальник штаба воентехник первого ранга В.В.Воронов, и военком старший политрук Куткин. Усталые, голодные понтонеры работали на холодном ветру. В это же время другие бойцы, командиры и политработники 41-го понтонного батальона переправляли на «пятачок» пополнение для сражавшихся там дивизий. Когда я подошел к понтонерам и стал сетовать, что переправа затягивается, комбат В.М.Клим, вздохнув, проговорил:

- Мы переправили сегодня вчера/ на левый берег для Андреева и Иванова (86-я стрелковая дивизия и 20-я дивизия НКВД. С.Б.) больше полтысячи людей, да еще с десяток пушек, а ящиков с боеприпасами и медикаментами не сосчитать…

Сказал он это без злости и какого бы то ни было раздражения. Сказал просто и скромно. Я взглянул на худое озабоченное лицо комбата понтонеров и отошел в сторону.

Наконец, к ночи 1 ноября все плавсредства стояли наготове. Комдив приказал начинать переправу, соблюдая полную маскировку и все меры предосторожности.

. . . . .

260-й и 402-й полки заняли исходные позиции для наступления на песчаные карьеры и рощу «фигурная». 462-й полк находился в полузасыпанных окопах во втором эшелоне, в Московской Дубровке, хотя на самом деле на «пятачке» многие понятия носили условный или символический характер: не было, в прямом смысле этого слова, не только Московской Дубровки, но и второго эшелона, командных, наблюдательных пунктов. Весь «пятачок», простреливающийся насквозь огнем автоматического и стрелкового оружия, согласно уставам, следовало считать передним краем. На небольшом расстоянии друг от друга находились врытые в отвесный берег Невы блиндажи и землянки нескольких штабов стрелковых дивизий: 86-й – полковника Андреева, 168-й – генерала Бондарева, 115-й – полковника Машошина; 265-й – полковника Буховец и 20-й дивизии НКВД – полковника Иванова. Штабы дивизий еще пользовались такой «роскошью» как коптилки. Иногда – даже работали движки и землянки освещались тусклым электрическим светом. Но в полках, батальонах и ротах, в многочисленных рвах, воронках, и «лисьих норах» люди придумали своеобразные лучины: они жгли куски рассеченного осколками телефонного кабеля. Резина тлела и подобие пламени давало слабый отсвет. Лица людей были до того закопчены, что не всегда можно было узнать даже друга, если он молчал.

3) А.Д. Окороков, «Слово, ведущее в бой», Воениздат, Москва, 1980.

Бригадный комиссар, впоследствии генерал-лейтенант, Андрей Дмитриевич Окороков осенью 1941 года был начальником политотдела 8-й армии. В этом качестве он участвовал в боях у Невской Дубровки и бывал на «Пятачке». В 1944-45 гг. А.Д. Окороков был начальником политотдела 2-го Белорусского фронта. Андрей Матвеевич читал его книгу. Она содержит его пометки, относящихся, в основном, к боям на «Пятачке» и к захвату Наревского плацдарма. К сожалению, в книге имеются неточности и опечатки, здесь мы исправляем их без комментариев.

На моём наблюдательном пункте – в окопе, отрытом на берегу Невы, звонит телефон; меня вызывает «Берёза», то есть командный пункт 8-й армии в Озерках. Беру трубку, слышу голос Шевалдина:

- Какая обстановка?

- Отчётливо вижу, как полк Зайцева достиг железной дороги. Полк Васильева подходит к карьеру, дивизия Андреева правым флангом прошла северную часть песков, а левым флангом – высоковольтную линию. Вражеская авиация всё время бомбит, а наших самолётов в воздухе не видно…

Эти сведения по телеграфу немедленно передавались в штаб фронта. Через много лет я нашёл в архиве Министерства обороны записи телеграфных разговоров тех лет. (стр. 68).

После разговора с Шевалдиным я отдавал распоряжения командирам дивизий Бондареву, Андрееву, Вехину, Машошину, говорил с ними и лично, переползая по траншеям на их КП, и по телефону. Слыша в ответ неизменное «Есть!» и «Будет исполнено!», я отчётливо сознавал неимоверную сложность задачи: прорвать фронт без танков, пушек, миномётов, артиллерии.

Бой шёл за каждый метр земли, за каждый ров, за каждую воронку. В этом бою многие воины проявили несгибаемую волю и мужество. Командир 86-й стрелковой дивизии А.М. Андреев и военком дивизии батальонный комиссар А.В. Щуров сами водили бойцов в атаку. (стр. 69).

Поздно вечером у меня в блиндаже собрались командиры и комиссары дивизий. Каждый из них сегодня не раз заглядывал в глаза смерти. Командующий армией генерал Т.И. Шевалдин, с которым я в тот день несколько раз говорил по телефону, передал указания, которые я довёл до сведения присутствующих. Затем стал обсуждать итоги дня. Командир 86-й дивизии полковник Андрей Матвеевич Андреев, человек резкий и горячий, стал доказывать:

- Дайте мне танки, дайте мне артиллерию и снаряды – я сделаю всё, что надо!

- С танками, да с артиллерией – это не фокус, – ответил кто-то. – Ты бы лучше придумал, как нам сейчас быть. (стр. 70).

(Это всё о бое 13 ноября. Об этом дне пишет в своём дневнике и Д.А. Щеглов.).

Бытовые условия на плацдарме были крайне тяжёлыми. Люди не умывались и не брились. Не хватало дров, поэтому редко удавалось отогреться. Я был чрезвычайно удивлён, когда поздним вечером 17 ноября меня пригласили помыться и попариться в настоящую русскую баню, которую построили прямо на плацдарме бойцы 86-й стрелковой дивизии. Вход в парную был в обрывистом берегу реки, неподалёку от штаба дивизии. Вместо дверей – навешаны одеяла, за ними довольно большое помещение, тускло освещённое свечами. Деревянные нары, котёл в кирпичной кладке. Облака пара, густой, казалось бы, забытый банный дух, смех бойцов, восторженные выкрики парящихся молодых парней….

Я часто вспоминаю эту баню на пятачке и с признательностью думаю о военврачах 86-й дивизии Ониди, Самойлович, Ограчёве. Сколько радости доставили они измученным людям! (стр. 71).

В боях на Неве росли и крепли наши военные кадры. Многие участники этих боёв стали известными военачальниками….Генерал-полковник А.М. Андреев после войны командовал войсками военного округа». (стр. 79).