Генерал-полковник Андреев Андрей Матвеевич

28 августа 1941 г. 05 ч 00 мин.

Характерной особенностью в вашем управлении армией 26- 27 августа Военный совет фронта отмечает незнание обстановки, отсутствие точных данных о противнике и положении своих частей, неуверенность в действиях и нетвердое управление войсками. Все это вы прикрываете разговорами о принятии мер, об отсутствии резервов и, как вывод из всего этого, обращаетесь к Военному совету фронта за разрешением отвести войска армии к старой госгранице.

Странно и чудовищно звучит это ваше пораженческое заявление об отводе войск к старой госгранице.

В этом решении вы проявляете неустойчивость, которая граничит с трусостью, и вместо максимальной мобилизации своей воли и воли подчиненных войск на борьбу за Ленинград вы поддаетесь воле обнаглевшего врага.

Военный совет требует перестать быть специалистами по отступлению, требует от вас и Члена Военного совета встать по-настоящему во главе армии, переломив в себе эти отступательные настроения, по-настоящему, по-большевистски взяться за поднятие духа и воли подчиненных войск на защиту Ленинграда.

«Ни шагу назад. Ленинград не отдадим врагу» – вот директива, под лозунгом которой вы должны проводить всю боевую и политическую работу по управлению войсками.

Военный совет фронта, с согласия Ставки, разрешает отвести части с линии Выборга на рубеж Хотакка, Ойнола, Ляхде, ур.Сумма, Кархула, Хярькке, Роккала. Но Военный совет вместе с тем приказывает вам, чтобы части ни в коем случае не покидали подготовленного рубежа по бывшей линии Маннергейма.

Одновременно с этим остановить противника, прорвавшегося в направлении Кивеннапа, и приступить к немедленной его ликвидации и восстановлению положения на фронте оз. Вуокси, оз. Муолан-Ярви.

Решение донести к 10.00 28 августа 1941 г.

В ваше распоряжение 28 августа направляется 708 сп 115 сд, пополненный людьми и материальной частью.

Командующий войсками Ленинградского фронта

генерал-лейтенант ПОПОВ

Член Военного совета фронта

корпусной комиссар КЛЕМЕНТЬЕВ

Начальник штаба фронта

полковник ГОРОДЕЦКИЙ

ЦАМО РФ. Ф. 217. Он. 1221. Д. 1. Л. 3-4.

10 сентября 1941 г.

9 сентября противник вел боевую разведку переднего края Красногвардейского УР, сопровождая действия разведывательных частей ударами авиации и сильным артиллерийско-минометным огнем. На остальных участках войска фронта сдерживали наступление противника.

1. 23-я армия. На лембаловском направлении 43 сд частично улучшила свое положение. Неоднократные попытки противника форсировать р. Сестра у Сестрорецка отбиты.

2. 8-я армия. Перегруппировавшись к левому флангу, с 5.00 наступала для восстановления утраченного 7 сентября положения. Наступление развивалось успешно и частично удалось продвинуться на 3-5 км, но в полном объеме поставленная войскам задача не выполнена. Наступление продолжается.

3. 42-я армия. К 20.00 противнику удалось вклиниться на передний край полевого заполнения Красногвардейского УР у Скворицы, Новая Пудость, Салези, Корпиково, клх. Новый Свет, Малое Замостье. Противник в этом районе ввел более 100 самолетов, которые группами не менее 30-40 штук одновременно бомбили и штурмовали войска на переднем крае, сделав до 14 вылетов за день. При атаках противник ввел на разных участках свыше 60 танков. Одна наша зенитная батарея подавлена и разбито несколько ДЗОТ. Нами подбито 27 танков противника, но отбросить его и восстановить положение не удалось. На 10 сентября намечена контратака для срыва сосредоточения противника и попытки его прорваться через передний край УР.

4. 55-я армия. Двумя полками 90 сд вновь овладела Сусанино. Однако этот удар не получил полного развития для помощи выходящему из окружения 41 ск. Передовые части этого корпуса ведут напряженный бой на южной окраине пос. Вырицы. Ночью организуется снабжение частей 41 ск горючим, продовольствием и боеприпасами самолетами. Командир корпуса т. Астанин выражает сомнение в возможности спасти технику из-за отсутствия горючего и физического истощения войск.

70 сд и по одному полку 168 и 90 сд под нажимом противника медленно продолжали отходить к переднему краю слуцко-колпинского участка Красногвардейского УР, оставляя заслоны по р. Черная фронтом на восток. Особо сильный нажим противника был в направлении Федоровская, где ему удалось подойти вплотную к переднему краю наших позиций по р.Ижора. Наступление противника поддерживалось атаками авиации группами по 30-40 самолетов.

4-я дивизия народного ополчения удержала свои позиции по западному берегу р. Тосна, оставив Усть-Тосно.

5. 115 сд, усиленная сводной дивизией (части 1 сд НКВД, отошедшие на правый берег р. Нева, сводный полк 21 УР и батальон моряков), улучшала оборону по северному берегу р. Нева.

6. 48-я армия. К 5.00 9 сентября закончила перегруппировку и сосредоточила гсбр по р. Мойка от оз. Синявинское, иск. пос. Михайловский; 286 сд – пос. Михайловский, Сиголово, Карбусель; 310 сд по р. Черная, Гонтовая Липка, Гонтово, Апраксин Городок и 128 сд – Верхняя Назия, иск. Апраксин Городок, Крутой Ручей, Антоновское. О результатах наступления на Мга командующий армией не донес.

7. За день в городе объявлялась ВТ 8 раз. Прорвались преимущественно отдельные самолеты, ведущие разведку.

8. Ночью произведен налет на город до 20 самолетов, которые сбросили фугасные бомбы. Результаты бомбежки устанавливаются, донесение будет послано особо. По предварительным данным, нашей зенитной артиллерией сбито 5 вражеских самолетов.

К. ВОРОШИЛОВ А. ЖДАНОВ

ЦАМО РФ. Ф. 249. Оп. 1544. Д. 112. Л. 59-61.

В августе 1941 года значительные силы противника развивали наступление со стороны Выборга. Наши войска, растянутые на больших участках фронта, вели оборонительные бои, но на стыках их образовывались бреши.

31 августа вражеские войска заняли Териоки (ныне город Зеленогорск, административно часть Ленинграда).

Части 23-й армии заняли рубеж обороны к северу от Сестрорецка. 6 сентября 1941 года в ожесточенных боях враг был остановлен в районе Лемболовских высот. А вскоре советское командование предприняло в районе севернее Васкелова решительные контрмеры.

Двигаясь из Рауту (Сосново) вдоль железной дороги на Ленинград, авангарды противника пересекли небольшую речку Вьюн между озерами Лемболовским и Гупуярви, захватили деревни Троицкое и Симолово и изготовились к броску на станцию Васкелово.

19 сентября пехотные подразделения 43-й стрелковой дивизии, совершив обход по болотам, неожиданно ударили во фланги финнам и выбили их из захваченных деревень. Наступавшим помогла полковая артиллерия. Противник не решился пробиваться к Васкелову. Днем позже советские войска нанесли врагу удар под Белоостровом. Главной силой в этой операции был 181-й стрелковый полк под командованием Героя Советского Союза Х.М Краснокутского. Атаковавшим стрелкам помогли саперы, пограничники, ополченцы-кировцы, а также бойцы Сестрорецкого батальона и местного партизанского отряда.

(181-й полк входил в состав 43-й дивизии, В.А.)

Операция началась в 6 часов утра артиллерийской подготовкой. На врага обрушился сильный огонь пушечного и гаубичного полков, бронепоезда, орудий кронштадтских фортов и береговых батарей. Потом в атаку пошли пехота и танки. К 9 часам утра неприятельское сопротивление в Белоострове было сломлено. Враг поспешно отступил за реку Сестру. Поселок был освобожден. Советские войска накрепко закупорили финским частям дорогу на Ленинград. Фронт на Карельском перешейке почти три года оставался недвижимым.

С осени 1941 до лета 1944 года стойко держали рубеж обороны на Карельском перешейке воины 23-й армии. Бывшая линия обороны отмечена четырьмя памятниками, входящими в Зеленый пояс Славы.

НА пологом склоне возвышенности северного берега реки Муратовки, на 39-м километре шоссейной дороги Ленинград-Приозерск, стоит мемориальный комплекс «Лемболовская твердыня», отмечающий место, где в сентябре 1941 года части 23-й армии остановили врага. В комплекс входят вертикальная стела «Матерь-Родина» и два пилона. На первом (под условным названием «Фрагмент боя») высечены барельефы советских воинов, на втором – даты обороны. На памятном камне надпись:

7) Руд. Бершадский , «Почти вся жизнь«, Советская Россия, Москва, 1980.

На «Пятачок» приезжал и писатель Рудольф Бершадский. В то время он служил в редакции газеты 8-ой армии, редакция находилась в Колтушах, непосредственно в здании института Павлова. Вот, как он вспоминает об этой командировке.

«Мне не стыдно вспоминать и сегодня, как я впервые отправился из Колтушей в Московскую Дубровку и что при этом испытал, потому что и тогда, на шестом месяце войны, я уже не впервые шел на передний край (да и не на первой войне воевал); мне уже и тогда было с чем сравнивать. Но я и сегодня повторю, что ничего страшнее Московской Дубровки я не видел ни раньше, ни позже.

Я отправился за интервью к командиру дивизии Андрееву, у которого в ту неделю был самый большой успех на пятачке: его дивизия сумела продвинуться вперёд на двести пятьдесят метров. Для пятачка это была грандиозная цифра! Сто двадцать активных штыков насчитывала тогда его дивизия.

Перед самой Невской Дубровкой простиралась большая прогалина. Воронки там налезали одна на другую. И всюду трупы. Разбросанные. Только у противоположного края прогалины кто-то аккуратно уложил несколько десятков их, обледенелых, в штабель.

Невская Дубровка – последний посёлок перед Невою и местонахождение главного штаба переправ на пятачок…. В штабе было надёжно: блиндаж в семь накатов, а брёвна – вяз и липа. И жар! Хорошо! В самодельную печку – большую бочку из-под бензина – дров совали не жалея. Все остатки бревенчатого когда-то посёлка кормили теперь одну печь.

Как трудно было оставлять такое убежище – пришлось…. Я, разморённый теплом и сладким дымом табака, сидел на корточках у стенки в штабе переправ, а надо было уже подниматься и выходить наружу, а там двигаться ещё дальше – к самой Неве, а потом через неё, в ад, в пекло – на пятачок.

Нева между Невской и Московской Дубровкой широкая – с полкилометра, все переправы под прямым прицельным огнём немцев, начиная от тяжёлой артиллерии и кончая ротными миномётами и снайперскими винтовками. Каждый вечер ко всем переправам грузовики и трактора доставляли какие только можно было найти и соорудить в Ленинграде плавучие средства: и понтоны, и моторные лодки, и баркасы, и спортивные яхты, и шлюпки из парков культуры и отдыха. К ночи из всех этих плавсредств образовывалась эскадра в семьдесят-восемьдесят наименований. Но уже к утру от неё опять не оставалось ничего. Враг всё пускал за ночь ко дну или выводил из строя.

Из людей на пятачке тоже никто не уцелевал больше нескольких суток.

Ровно к двум мы вышли на берег, и было почти тихо. Тяжёлая артиллерия не била, полковые миномёты тоже. Только изредка постукивали батальонные миномёты, да изредка немцы садили из пулемётов. Они ни на минуту не переставали навешивать над рекой мертвенного света ракеты на парашютах. А Нева была тёмная, широченная. И тяжёлый ледяной пар стлался над нею. Она должна была скоро стать.

С максимальной скоростью, по несколько человек сразу, мы забрались в катер, умостились на дне: так спокойнее, и теплее: в прижимку друг к другу. Отплыли. Где-то неподалёку чавкнули об воду пули. По нас ли? Случайные? Мы предпочли думать, что случайные. А если нет? Сидели, стараясь вжаться в самое днище катера….

… Но вот и тот берег! Пятачок!

Узенький пляж метров в шесть-восемь, затем крутая стена обрыва из серой, скользкой и насквозь промёрзшей и обледенелой глины. В обрыве, одна к другой, этажа в три, землянки. Это преимущественно медпункты, пункты боепитания, продовольственные склады – в общем, тылы. Вот они, значит, какие тут «тылы». Скользя, цепляясь кое-где руками за землю, вылез вслед за офицером связи по обрыву наверх и пробежал за ним метров пятьдесят; там НП дивизии. Ни за что не нашёл бы этого блиндажа в темноте сам. А днём на пятачке вообще не ходили.

Хотя и попал на НП дивизии сразу, но оказалось – не той, не андреевской. А до андреевской надо было пройти ещё метров триста. Вскоре подвернулся случайный попутчик, который довёл меня до НП Андреева.

Андреев принял корреспондента отлично: всегда приятно поделиться успехом! А замысел его наступления оказался совершенно верен: он решил бить немца не в лоб, а во фланг, по берегу, – нащупать стык меж его частями. При таком плане артиллерия и на нашем берегу могла с наибольшим эффектом поддержать андреевскую дивизию. Кроме того, участок, который он выбрал для своего наступления, был единственный, где немцы не имели укрытия: леса.

Я исписывал в блокноте страницу за страницей – в блиндаже было темновато, блокнот приходилось держать на коленях; записи получались как никогда размашистыми.

Атаку Андреев начал тоже по-своему: без артподготовки, решил взять немцев, что называется, на испуг. И добился намеченной цели: в первую минуту – самую главную – немцы растерялись.

Настроение у Андреева продолжало оставаться отличным. Он с удовольствием угостил меня водкой, шпротами. Усмехаясь, вспомнил – «специально для писателя», как сказал, – понравившийся ему эпизод. Во время боя один командир полка доложил ему:

- Товарищ Первый, немцы утаскивают своих раненых с местного кладбища.

- А зачем вы разрешаете им это? – ответил комдив. – Кладбище предназначается только для покойников. Понятно?

Обратной переправы мне пришлось ждать опять до темноты. Кончив интервьюировать Андреева, я провёл остаток ночи в частях его дивизии – далеко ходить не пришлось! Вернулся я в андреевский блиндаж уже на рассвете: отсыпаться (на пятачке все спали только днём). Почему-то страшно разболелась голова. Перемёрз что ли? Вышел из блиндажа глотнуть воздуха. Отошёл самое большее метра на два. Глаза ещё не видели со света – снаружи всё же было темновато. Но когда стал различать ясно, что вокруг (да и осветительная ракета вспыхнула), увидел, что стою рядом с трупом. Между тем, когда я пришёл из частей минут десять назад, его тут не было. Конечно, мы в блиндаже слышали разрыв, но разве можно было запомнить все разрывы? Не прямое попадание в тебя – и ладно. А что рядом, так они все рядом! От свежего воздуха головная боль постепенно утихла, и я замечательно прикорнул в углу андреевского блиндажа.

Обратно через Неву я переправлялся уже на настоящем корабле – понтоне, а не то, что сюда: в скорлупе. Когда я перебрался вновь на правый берег, я почувствовал себя как в доме отдыха. Когда дошёл до штаба переправы – как в санатории. А когда достиг траншейки, ведший в главный штаб переправ, то, встретив идущее мне навстречу подразделение с «максимом», выскочил наверх, чтобы их не задерживать. Чёрт возьми, ведь теперь я уже дома, совсем дома! Чего же мне опасаться?!» (стр. 102-110).

В этой книге полковник Андреев упоминается два раза. Первый раз в связи с обороной Сестрорецка, как зам. командующего 23-й армии (зам. по охране тыла армии. В.А.), а второй раз при описании боёв на «Невском пятачке». Первый отрывок есть расширенный вариант текста, содержащегося в книге Андрея Матвеевича на стр. 27,28. Второй отрывок интересен тем, что его дополняет рассказ одного из бойцов, сражавшегося на «Пятачке», и попавшего в плен.

«Военная литература«: militera.lib.ru

Книга на сайте: militera.lib.ru/db/luknitsky_pn/index.html

Иллюстрации: militera.lib.ru/db/luknitsky_pn/ill.html

Источник: Блокада Ленинграда (blokada.spb.ru)

Аннотация издательства: В годы Отечественной войны писатель Павел Лукницкий был специальным военным корреспондентом ТАСС по Ленинградскому и Волховскому фронтам. В течение всех девятисот дней блокады Ленинграда и до полного освобождения Ленинградской области от оккупантов, постоянно участвуя в жизни города-героя и во многих боевых операциях – сначала при активной обороне, а потом в наступлении, – писатель систематически, ежедневно вел подробные дневниковые записи, которые и составили ныне три книги эпопеи «Ленинград действует…». В них дана широкая картина гигантской битвы, жизни и быта героических защитников Ленинграда. Содержание эпопеи составляют только подлинные факты. Первая, вторая и третья книги дневника были изданы «Советским писателем» в 1961, 1964 и 1968 годах. Теперь они впервые издаются вместе.

А на левобережье Невы, постепенно и упорно раздвигая «пятачок», расширяя плацдарм для наступления на Синявино и на Мгу и для прорыва блокады, ведут напряженнейшие наступательные бои наши ленинградские дивизии. Газеты сообщают об успешных боях «подразделений» Бондарева, Андреева и Зайцева «на восточном берегу реки Н., у важного пункта Г.» (это, конечно, «Городок», иначе – 8-я ГЭС), о крупных потерях здесь немцев за последнюю педелю, об успехе у «реки Т.» и у «деревни И.» (то есть о наших боях за Усть-Тосно, за село Ивановское, все еще находящееся в руках немцев). Вчера Совинформбюро сообщило о «серьезном поражении», нанесенном немцам сражающейся здесь «частью Андреева».

На левобережье Невы наше продвижение исчисляется метрами, но каждый такой метр земли обагрен кровью сотен людей. Оборонительные укрепления немцы здесь создали исключительно мощные и не жалеют никаких сил, чтобы удержать их любой ценой.

14 июля Я уже записывал с горестью о том, что в конце апреля нами выше Ленинграда по Неве был сдан «пятачок» Московской Дубровки. О падении этого «пятачка», где на каждый метр земли приходится по двенадцать – пятнадцать убитых, ради взятия которого положено несколько наших дивизий, мне было известно уже давно – в начале мая. А сегодня мне рассказали, что на «пятачке» погибла группа его защитников, сражавшаяся в безнадежном положении до конца, чуть ли не двое суток державшая большой, обращенный к правому берегу реки плакат: «Держимся. Спасите нас!», – но спасти их не удалось. Только через четыре года после этой записи мне довелось узнать о том, что именно происходило на Невском «пятачке» после его падения. Посещая после войны места памятных мне боев, я 12 июля 1946 года приехал на 8-ю ГЭС, чтобы познакомиться с работами по восстановлению этой электростанции, превращенной немцами в мощный узел сопротивления и взятой нашими войсками только в 1943 году, после прорыва блокады. Вот, дословно, записанный мною в 1946 году при посещении 8-й ГЭС рассказ Петрова – в ту пору начальника группы кочегаров котельного цеха.

«В октябре тысяча девятьсот сорок первого года на Неве было восемь переправ, на пространстве от Восьмой ГЭС до Арбузова. Мы – Сто семьдесят седьмая стрелковая дивизия – находились тогда в совхозе Малое Манушкино. Девятого ноября тысяча девятьсот сорок первого года в составе Пятьсот тридцать второго полка этой дивизии мы приняли участие в очередном форсировании Невы. После полуторачасовой артиллерийской подготовки, между двенадцатью и часом ночи мы двинулись на лодках. Я был бойцом. Моя лодка переправилась удачно. Окопались на берегу, утром стали отбивать немца от берега. Расширили «пятачок» по фронту до Арбузова (где был немец) и до ГЭС (где тоже был немец) и продвинулись в глубину на два – два с половиной километра, заняв четыре линии вражеских траншей. Дивизия была потрепана. Нас, остатки дивизии, собрали и отправили на три дня обратно на правый берег, а на смену нам встала Одиннадцатая стрелковая бригада. А мы влились в Восемьдесят шестую дивизию полковника Андреева, и спустя четыре дня нас бросили опять на «пятачок», переправлялись уже по тонкому льду, с шестами. И было еще одно безрезультатное наступление. Танки наши дошли до Шестого поселка, пехота туда дойти не могла. Заняли оборону, передний край был в сорока метрах от немцев — гранатами доставали. Меня назначили в полковую разведку, ходил в ГЭС. Здесь у него был наблюдательный пункт, были и склады боеприпасов. Артиллерия била из-за шлакобетонного городка. Мы били по ГЭС минометами (артиллерии у нас не было), три секунды от выстрела до разрыва, прямой наводкой. Наши обстреливали ГЭС с другого берега и бомбили силами авиации. Держались мы здесь, у Арбузова, до второго мая, когда «пятачок» был уже отрезан. Это был Триста тридцатый полк Восемьдесят шестой дивизии. Двадцать седьмого апреля в два часа дня немец опять полез в наступление. Невский лед прошел, пошел ладожский. Осталась одна переправа: двенадцать тросов и настил. Лед у переправы останавливался, натягивал тросы два дня, наконец переправа не выдержала, сорвало ее. Мы остались на «пятачке» – всего один полк, точнее, человек пятьсот. Немец эти дни непрерывно бил по переправе, сунуться к ней было нельзя. Второй батальон полка, находившийся у лесозавода, был отрезан от нас — двух других батальонов; мы пытались соединиться, но напрасно. Утром двадцать восьмого апреля эти батальоны остались без питания. Нам все же удалось с ними соединиться, но их уже оставалось мало, командир обгорел, но еще был жив. Двадцать восьмого апреля в четыре часа дня немец снова повел наступление и, выбив нас из траншей, прижал к берегу. Двадцать девятого нам на помощь хотели перебросить с другого берега Двести восемьдесят четвертый полк, он вышел на лодках, но ни одна лодка не дошла, все были побиты. Боеприпасы за три дня у нас иссякли. Переправить нам уже ничего не могли. Мы отбивались, собирая из-под снега вытаивавшие гранаты. Немец прижал нас к самому берегу, – находился наверху, на бровке, а мы у воды, в бункере. Ни один наш человек не переправился на правый берег. Здесь, у воды, в дзоте мы, четыре — шесть бойцов, находились с нашим лейтенантом у станкового пулемета. Немецкий гранатометчик заметил нас. Мы выползли, швырнули две гранаты, забрали гранатометчика, потащили к штабу батальона, но уже штаб оказался взорванным. Мы – опять в дзот, но нет патронов. У меня и у лейтенанта было по пистолету ТТ. Решили отбиваться до конца. Днем наши снайперы бьют с того берега по немцам, ночью немец ходит по землянкам и бросает гранаты в их трубы. Первого мая в семь часов вечера близко рвутся гранаты, слышен – все ближе – разговор, человек пять. Нам кричат по-русски: «Выходите!» Молчим. Опять кричат. Молчим опять. Двери открыты. Летит граната, взорвалась. Шесть штук «лимонок» в нас бросили. Мы – по углам. У меня осколки – в руках, в ногах. Чувствую: потекло. В землянку влетела толовая шашка, блеснула, шипит провод. Я потушил сапогом. Немецкий офицер вбегает в дверь, – она низкая, нагнулся, ему Ванька Зубков две пули в живот. Немцы офицера уволокли, побежали. Через три минуты – стук на крыше. Тол закладывают и – взрыв. У нас – восемь накатов. Дзот осел, все рассыпалось. Слышу голос лейтенанта: «Откопайте, я живой!» Меня завалило тоже, но руки свободны. Раскопались. Лейтенант без очков не видит. Немец па крыше ракеты пускает, сидит. До двух часов ночи второго мая просидели мы, выползли все, стремились проползти к ГЭС – к первому батальону. Ползем по берегу, по убитым, прижимались к ним, бегут встречные немцы. Над нами вдруг – с автоматами четыре немца. И взяли нас. Не обыскивали, повели на их передовую. Наша авиация била, и мины рвались. Привели нас к командиру их батальона. Тот не допрашивал, только спросил: «Восемьдесят шесть? Триста тридцать? Да?.. » Да! – все и так ему было известно. Нас собрали человек шестьдесят, доставили в Саблино. Там – три дня. Затем – в Гатчину. И – пошло!.. После окружения Второй Ударной армии – нас на лесосплав, на кладбище. Грузили шпалы, пилили, таскали лес по реке Тигоде. Я заболел тифом. Но истощенные тиф переносили легко. Направили меня в Любань, в лазарет. Поправился. А «доходяг» – в Дивенскую, в лагерь. Затем – город Валги, полулатвийский, полуэстонский, – это уже конец тысяча девятьсот сорок четвертого года. Из Валгов я убежал и попал в Первую Латвийскую партизанскую бригаду, где и пробыл до прихода Красной Армии… Вот и весь короткий рассказ рядового бойца Петрова, Нужно ли пером писателя подчеркивать тот удивительный героизм последних защитников «пятачка», который, как незримыми водяными знаками, вписан между строк этого солдатского скупого рассказа?